Нарушить табу: москвички против домашнего насилия
|
Version 0 of 1. Анна Жавнерович пошла в полицию через неделю после того, как её бойфренд избил её до обморока, с твёрдым намерением добиться его ареста и восстановления справедливости. Но полицейские, рассматривавшие её болезненно распухшее лицо, задавали совсем не те вопросы, которые она ожидала услышать. “Спрашивали, почему я до сих пор не родила, – вспоминает она, – и замужем ли я”. Вопрошавший явно имел в виду, что она сама виновата, что получила. Потом ей сказали, что заведут дело, но спустя несколько недель пришло письмо: в возбуждении дела отказано. Её бывшего бойфренда даже не вызвали на допрос. Она пыталась нанять адвоката, но заявление, как выяснилось, в полиции потеряли. Жавнерович 28 лет. Она журналистка, пишет для модного московского сайта W-O-S. В этот раз вместо обычных статей про стиль жизни она решила написать про то, что с ней произошло. Статью прочитала масса людей, все обсуждали тему, которая на протяжении десятилетий была тотальным табу. Жавнерович получила сотни писем и прочитала столько же постов в Facebook от женщин, которые хотели поделиться с ней собственным опытом: их избил партнёр, но никому не удалось заставить власти отреагировать на их заявление. “Мне кажется, никто просто не думал, что подобное возможно среди модных молодых москвичей. Такое только у алкашей бывает, в деревнях каких-нибудь замшелых. Поэтому народ так бурно отреагировал, – говорит Жавнерович. – Судя по откликам, проблема огромного масштаба”. Судя по тем откликам, которые я получила, это проблема огромного масштаба Интерес к её рассказу спровоцировал политический сдвиг в отношении к домашнему насилию, которое, наконец, стали обсуждать публично. Не один десяток лет российская Дума пытается написать рабочий проект закона о признании семейного насилия преступлением. И вот наконец у политиков из нынешнего состава Думы появилась надежда, что на этой парламентской сессии обсудят законопроект, который позволит жертвам добиться суда над их обидчиками и ввести ряд ограничительных мер. Обсуждают, например, возможность вынесения судебного постановления о запрете на всякие контакты с истцом, а также принудительные сеансы поведенческой терапии для ответчика. С самого начала 90-х уже рассматривалось (безуспешно) больше 50 подобных законопроектов, но в этот раз сторонники нового закона испытывают сдержанный оптимизм. По их мнению, общественный интерес к подобным случаям поможет привлечь дополнительное внимание к давно назревшей проблеме рассмотрения жалоб от пострадавших женщин. Сегодня в России вопрос семейного насилия рассматривается через призму отношения к женщинам в целом – ведь страна придерживается консервативных семейных ценностей. В этом есть ещё один российский парадокс: хотя российское правительство настаивает на равенстве полов на работе, отношение к женщинам до сих пор довольно патриархальное. Комитет ООН по ликвидации любых форм дискриминации по отношению к женщинам в 2010 уже выражал озабоченность “относительно неоднократных заявлений членов правящей партии страны о том, что основная роль женщин состоит в материнстве и уходе за потомством”. “Бьёт – значит, любит”. Так звучит распространённая русская поговорка, ироничная констатация факта: мужнины побои – без них в нормальной семейной жизни никак. Марина Писклакова, директор московского центра “Анна”, с 90-х годов занимается поддержкой жертв семейного насилия. Она отмечает, что само по себе насилие – проблема мировая, но только в России она настолько неадекватно отражена в законодательстве. “Нам срочно нужен закон, хоть какой-нибудь, потому сейчас нет никакого. Поэтому впечатление такое, как будто в обществе все считают, что подобное поведение нормально. Если закон примут, то это пошлёт мощный сигнал: такое неприемлемо, и поведение изменится соответствующим образом”, – считает она. Поскольку домашнее насилие не выделено в отдельную категорию, надёжной статистики по нему нет. Но, по подсчётам МВД РФ, в 2008 году насилию в семье подверглись 25% россиянок, и 14 тысяч ежегодно погибает «от рук мужа или другого родственника». “Мало кто обращается в полицию. Предпочитают молчать. – говорит Писклакова, – Но положение наконец начало меняться. Жертвы не так часто уходят в отказ, как раньше”. 14 тысяч россиянок ежегодно погибают от рук мужей и других родственников Президент Владимир Путин дал понять, что он готов поддержать законопроект, но все остальные выступили резко против. В марте этого года архиепископ Русской православной церкви и детский омбудсмен хором раскритиковали участников кампании, обвинив их в распространении “пропаганды против семейных ценностей”. “Само по себе постоянное чрезмерное использование термина “семейное насилие” – это программирование, зомбирование и запугивание семьи и родителей. СЕМЬЯ – самое безопасное место! В общественных местах, на транспорте, в магазинах совершается гораздо больше преступлений!” - с такой речью выступил Павел Астахов в своём Instagram. Кроме того, он рекомендовал правительству не подписывать конвенцию Совета Европы о предотвращении домашнего насилия, заявив, что это не соответствует “национальным интересам” России. На сегодня те немногие случаи, которые всё-таки заслуживают внимания полиции и судов, связаны с нанесением женщине тяжких телесных повреждений или вовсе заканчиваются гибелью пострадавшей. И даже в таких случаях все хлопоты по доведению дела до суда должна взять на себя жертва, но у подавляющего большинства нет ни юридического опыта, ни денег на адвокатов. Система настолько запутана, что 90% дел отсеивается из-за какой-нибудь технической погрешности, и только 3% заканчиваются реальными приговорами. Самый реалистичный итог такого дела – штраф в 50 тысяч рублей (около 630 фунтов), поэтому полиция предпочитает не брать на себя массу бумажной работы, говорит Николай Левшиц, сотрудник НКО “Русь сидящая”. Специальный докладчик ООН отметил в своём недавнем отчёте: “Отсутствие адресного закона по борьбе с домашним насилием – серьёзное препятствие в борьбе с этим пагубным явлением в России”. Related: Patriotism, propaganda and parmesan: what do Muscovites really think? Зато, как показал опыт нескольких недавних кампаний, серьёзным подспорьем для жертв насилия может стать интернет. Активистка Алёна Попова, чья петиция за изменение законодательства на сайте change.org за несколько дней собрала 120 тысяч подписей, включилась в борьбу после того, как её подругу жестоко избил бойфренд. “Я пришла к ней в больницу с букетом цветов, а она мне заявляет – он замечательный, он моё будущее, а я сама виновата, – говорит Попова. – Она сильная женщина, предприниматель, у неё собственное дело, но ничего удивительного в таком ответе нет. Большинство женщин не идёт в суд. Им стыдно, им кажется, что вся вина лежит на них самих”. По словам Поповой, в тюрьмах немало женщин, сидящих за убийство, совершённое от отчаяния. “От полиции никакого толка, так что в конце концов они берут вазу и разбивают её о голову мужа”, – говорит она. Сколько конкретно таких случаев – неизвестно. В России сбором подобной информации целенаправленно никто не занимается. Но табу вокруг семейного насилия постепенно начинает уходить в прошлое. Когда в октябре прошлого года известный актёр Марат Башаров так жестоко избил свою супругу, актрису Катю Архарову, что она оказалась в коме, эту тему бурно обсуждали по всем телеканалам. “Перемены наступят, когда об этом вслух заговорят известные женщины”, – говорит Попова, но в успехе нового законопроекта она при этом не уверена. “Большинство депутатов – мужчины, и есть распространённое мнение, что это семейный вопрос, который надо решать внутри семьи, а не выносить на публику. Так что я не испытываю оптимизма”. Активистка Алёна Попова говорит, что многие женщины сидят в тюрьме за убийство, совершённое от отчаяния В 2013 году по всей России было всего 43 приюта для женщин с общим количеством коек в районе 400 единиц – это 3% от количества мест, рекомендованного Советом Европы. Зато в прошлом году по инициативе правительства Москвы был открыт хорошо укомплектованный центр на 35 коек, где избитые женщины могут получить убежище, медицинскую поддержку и консультацию психолога, в том числе детского, – ещё один признак того, что отношение к проблеме начинает меняться. Наталья Завьялова, руководитель этого центра, говорит, что из 200 женщин, обратившихся в центр за помощью в течение года, лишь одна довела дело до суда. Другие не хотели портить отношения с бывшими партнёрами, или попросту опускали руки от бессилия перед бумажной волокитой. Но она чувствует, что в обществе начинают постепенно понимать масштаб проблемы: “Люди начинают говорить о насилии в семье более открыто, они начали понимать, что центры вроде нашего – это для многих жизненная необходимость”. Жавнерович говорит, что её статья помогла многим женщинам понять, как нужно поступать, если тебя бьёт бойфренд или муж. Она написана в форме коротких дневниковых записей: беспристрастная хроника событий, начиная с последних предновогодних дней, когда она и её молодой человек решили расстаться после трёх лет совместной жизни. Они поговорили и решили, что такой вариант устраивает их обоих, и спокойно легли спать. В районе четырёх утра она проснулась от того, что он кричит на неё и бьёт кулаками по лицу. Когда она наконец пришла в себя, то обнаружила, что лицо залито кровью. Сначала Жавнерович не могла понять, что ей делать дальше. Когда молодой человек ушёл в аптеку за мазью от ушибов, она позвонила подруге и попросила забрать её. Поначалу она не хотела обращаться в полицию, будучи уверенной, что это совершенно бесполезное занятие. Её друзья вполне серьёзно предлагали взять бейсбольную биту и отомстить её обидчику – ведь на помощь полиции никто не рассчитывал. Она ещё неделю просидела дома у подруги, боясь выйти на улицу с такими травмами, но в конце концов решилась хотя бы ради формальности пойти написать жалобу. Она показывает мне фотографии на своём айфоне: лицо настолько изуродовано, что её невозможно узнать. Related: Aren't you interested in the hairstyles of male cosmonauts, too? What it is to be a woman in Moscow После выхода её статьи сразу несколько юристов предложили свою помощь, но даже с солидной скидкой (предложенной в расчёте на упоминание в следующей статье) выходило, что Жавнерович придётся потратить на адвокатов не меньше 10 тысяч долларов, то есть примерно весь её заработок за полгода. “У меня хорошая высокооплачиваемая работа, но и я даже близко себе такого позволить не могу, – говорит она, – кроме того, весь процесс настолько запутан, что мне придётся тратить на это всё свое свободное время: собрать все бумаги, доказать, что я действительно жертва, самой поработать и частным детективом, и адвокатом … У подавляющего большинства женщин нет на это ни времени, ни опыта”. В конце концов один адвокат согласился заняться её делом на общественных началах, и она через пару месяцев рассчитывает услышать от него новости. Максимальный приговор для её бывшего молодого человека, на который она рассчитывает – общественные работы. “Я не кровожадная, я не требую жертв, но мне нужно, чтобы дело дошло до суда. Пока что виноватой предлагается побыть мне”. Ей пришлось выслушать столько мерзости в свой адрес, что она просто перестала читать комментарии к своей статье, но было и много ободряющих откликов. Несколько дней спустя после публикации её статья стала самым читаемым материалом на сайте за всю его историю. “В СССР официально была женская эмансипация, но феминизма при этом не существовало. Это движение у нас только зарождается”, – отмечает Жавнерович. Она рада, что её статья помогла вывести тему семейного насилия из тени. “Это была абсолютно закрытая тема. То есть проблема была, но о ней никто никогда не говорил вслух. Я решила взять ответственность на себя и рассказать о том, что со мной произошло”, – говорит она. |